Независимое аналитическое интернет-издание "Искра" это ваше право на информацию.

Итерация свойственна человеку, рекурсия божественна. © Питер Дойч

На главную страницу

Парольный вход для авторов.

автор: c до

Корейская тетрадь
Автор: Владимир Шумилов      Дата: 21.03.2018 18:57


     
      МЕМУАРЫ
      В. М. Шумилов
     
      Корейская тетрадь (1983)
     
     
      9 мая 1983 года.
     Пхеньян, Торгпредство СССР в КНДР.
     
      Весна в этом году «поспела» необыкновенно рано. Ей бы еще с месяц наливаться молодой листвой и зеленью, а она уже печёт зрелым летом, жарой, пылью, запахом асфальта и наплывом «гостей столицы». Кто-то стремится в Москву, другие с радостью покидают её на лето: собираются в загородные лагеря и к своим бабкам в деревнях по-городскому синие детишки; потирая руки, спешат на юга довольные отпускники – жарить свои отвислые животики; уезжают на гастроли цыганские таборы наших художественных коллективов, в поездку за рубеж отбывают работники культуры, советские бизнесмены, усталые дипломаты и другие ответственные лица.
      Среди пассажиров, улетающих рейсом Аэрофлота на Пхеньян, находится и часть советской правительственной делегации – специалист по корейским делам Новиков Тимофей Сергеевич и ваш покорный слуга. Впереди трудные и по-восточному церемонные переговоры по выработке текста Протокола к действующему советско-корейскому соглашению.
      Путешествие началось с неожиданностей: во-первых, ни одна вещь и ни один документ не были забыты дома, что тут же было расценено как большой успех нашей миссии; во-вторых, наш самолёт взлетел точно по расписанию, а пассажиров на протяжении всего 9-часового перелёта дважды кормили куриными ножками и чем-то омлетообразным; а в третьих, в полёте почему-то никак не читалось, и взятые для этой цели учебники по философии пренагло давили своим присутствием на без того расстроенную психику. Впрочем, с учебниками по философии принято обращаться почтительно. Это какую-нибудь макулатуру, вроде научно-фантастических рассказов, можно швырять и читать за чаем, использовать в качестве подставки или критиковать стиль автора. В отношении учебников и пособий по философии такое поведение могут просто неправильно истолковать. Одно дело, если вы в задумчивости пририсуете усы или рожки пусть даже Маяковскому, и совсем другое – не дай бог – сделать это брату-философу.
     И вот, наконец, небо, облака; у кого – сон, у кого – мыслишки разные…
      Самолёт, тоже против всякого ожидания, оказался забитым до отказа: в Пхеньян летела какая-то тургруппа из ГДР, пара польских военных, индийцы с мельхиоровыми львами под мышками и куча «наших» – специалисты-технари (летевшие на строительство подшипникового завода), члены советско-корейской межправительственной консультативной комиссии по экономическим и научно-техническим вопросам и всякая прочая шушера. Членов комиссии, заседание которой намечено на ближайшие дни, можно было отличить по высоко поднятым головам и гордой осанке.
      Ох, уж эти русские! Петушки и баранчики! Навуходоносоры и наполеончики! Неужели все великие нации обязательно должны бытьпохожи на саранчу? Откуда она, эта «саранчовость»? Посмотрите на этих павлинов из Госплана и Совмина – все как один по-попугайски надменны, глядят друг на друга расхорохорившимися воробушками; во взглядах – оценивающее высокомерие; во всём облике – сознание своей важности и значимости. «Я начальник того-то, я могу то-то и даже то-то, я пуп земли, я – навуходоносор… Если бы не я, то и ни хрена…, я…, я…, я такое, я сякое. Я даже в Корею еду и притом не в первый раз».
     Однако не худо бы и отвлечься, но… спать – не спится, в окно не глядится, разговор – не заводится, читать – не читается, сидеть – не сидится, пить – не пьётся, и думается со скрипом.
      Лучше всего выбрать бы объект для наблюдения и попытаться его загипнотизировать («хотя бы этого») – нет, тоже не выходит. Такого, пожалуй, и танком не задавишь, а уж гипнозом и подавно не возьмёшь. Если рядом петушки, то этот среди них – индюшонок: нос востренький, а грудь широкая. Сам то солидный, то шустренький, и взгляд то быстрый и бегающий, а то вдруг по-орлиному пригвоздит. Глаза – прыг-прыг с одного на другого: по баульчикам и костюмчикам, по углам и полочкам, под кресло и за него – не лежит ли что бесхозно, не дают ли чего бесплатно, где-что лежит и нельзя ли при случае истребовать?
      И вот упёрся взгляд в тёплые пледы. Лежат себе стопкой – никому не нужны. На улице – 25 градусов, в самолёте – как в консервной банке, народ поутих под струями свежего воздуха, которые из приборчика над головой изливаются. Однако какая-то хрупкая индианка не выдержала, потянулась за пледом. А следом и индюшонок кинулся, молниеносно сообразил: а ну как все по пледу возьмут – то и не достанется. Он повертел его не разворачивая, не зная куда приткнуть, а после просто сел на плед и не вставал с него в течение всего полёта. Заметив такую реакцию, ещё несколько слабонервных захватили по пледу – так, на всякий случай.
     
      * * *
     
     Тимофей Сергеевич Новиков, как оказалось, был когда-то торгпредом СССР в Ливане (до 1967 года), заместителем торгпреда в Индии, перед войной и часть войны он провёл в Монголии, а после неё – в Китае. Словом, специалист по Востоку.
      Сейчас ему 73, а он – смотрите-ка! – шагает твёрдо и бодро, взбираясь следом за мной на вершину горы Моранбон. С вершины открывается вид на Пхеньян; рядом телебашня – симбиоз останкинской и берлинской; стадион, на котором школьники на протяжении нескольких часов репетируют какое-то будущее шествие; триумфальная арка – как в Париже.
      Очень много строят – целыми кварталами. Правда, дома выглядят с виду корявыми, неумело сложенными. Особое же своеобразие столице придают роскошные дворцы, поражающие сложной архитектурой, приятными современными линиями и пышной отделкой. Вообще для города характерен стиль, который здесь называют «Азия над Европой», – сочетание европейского «нутра» с национальной формой: восточной орнаменталистикой, своеобразными гнутыми крышами с приподнятыми кверху углами.
      На Моранбоне находится памятник советским воинам, едва ли не единственный памятник, ещё сохранившийся в Корее. И тот, видимо, Ким Ир Сену, как бельмо на глазу. Сегодня, 9 Мая, у памятника проходило возложение венков. «Советским воинам, освободившим Корею от японских захватчиков… 15.8.1945.», – написано на чугунных плитах.
      – А мне нравится надпись. Как это до неё великий вождь не добрался?
      – Давно, наверное, зуб точит, – говорит Тимофей Сергеевич. – Молодцы наши: в своё время подсуетились, «забили» такой текст. Теперь его не убрать – это было бы вызовом. …А в других местах все памятники посносили: где, говорят, прокладке дорог мешает, где – в районе строительства оказался. Этот – последний.
      Тимофей Сергеевич говорит обстоятельно, неторопливо. Пока взобрались, он изрядно устал, дышит тяжело, с присвистом.
      В аэропорт он приехал в сопровождении высокого, худого человека, которого за бледность, небрежное изящество и слегка прихрамывающую походку я тут же окрестил «Монте-Кристо».
      – Виктор, – представился Монте-Кристо. «Мой сын», – пояснил Тимофей Сергеевич.
      – А почему ваш сын прихрамывает? – спросил я своего спутника, чтобы не молчать.
      – Троллейбус… Пришлось отрезать. И вообще ему не везёт. Дочь у него – 17-летняя – умерла.., язва желудка. …С женой разошлись, ещё до того…, до всего.
      – А где он работает?
      – Начальник отдела он. В редакции «Общественные науки» на Арбате. Может быть, видел вывеску?
      – Конечно, видел. Давно присматриваюсь.
      – Окончил он, как и ты, МГИМО, потом пошёл на какие-то журналистские курсы, защитил кандидатскую диссертацию… Работает вот.
      – У вас только один сын?
      – Есть ещё дочь, на десять лет моложе Виктора. Замужем она, внуку скоро семь лет будет.
      Узкая, вьющаяся тропинка вынырнула на смотровую площадку. На ней беседка чисто корейского колорита: на красных столбах яркие разноцветные крыши. Моранбон – излюбленное место отдыха жителей столицы: мирно прогуливаются взрослые, стайками носятся дети, вышла на этюды изостудия, совсем как у нас в Москве, собрались в углу парковые «доминошники», только играют во что-то своё, корейское.
      Внизу – река Тэдонган. Довольно широкая, она рассекает Пхеньян надвое. На той стороне великолепный архитектурный ансамбль, в центре которого громадный монумент – памятник «идеям Чучхе», стелла с изображением триязыкого пламени костра.
      Именно в сторону «идей Чучхе» указывает широкая медная рука великого друга и учителя корейского народа Ким Ир Сена, статуя которого, высотой в несколько этажей, возвышается над городом.
      Портретов «самого мудрого» много, они повсюду. Ким Ир Сен один. Ким Ир Сен с народом. Ким Ир Сен улыбается. Ким Ир Сен задумчив. Со стен домов, с музейных картин, с нагрудных значков многолико смотрят на мир тысячи маленьких и больших кимирсенчиков и кимирсенищ.
      Сегодня вождь принимает прибывшего с визитом премьер-министра Лесото.
     
      – Тимофей Сергеевич, а как корейцы к нам относятся?
      – Как и мы к ним: как скажут, так и будут относиться. Сегодня, вроде, улыбаются, а дадут команду – камнями забросают. Иностранцы у них в большом почёте. Так всегда бывает, если страна «за железным занавесом».
      И действительно, при нашем приближении мирно сидящие корейцы вставали и подтягивались, школьники, остановившись, торжественно салютовали по-пионерски, а ребятишки поменьше низко кланялись, лихо приветствуя нас, и долго помахивали ручонками нам вослед.
      Корейцы производят впечатление высокоорганизованного, доброжелательного и трудолюбивого народа. Бросается в глаза обилие людей в форме – военной, рабочей, школьной. В военной форме много женщин.
      В сотне километров от Пхеньяна находится демилитаризованная зона. Где-то у границ Кореи проходят совместные американо-южнокорейские манёвры под кодовым названием «Тим спирит-83». В связи с этим в столице введено военное положение.
     
     
      * * *
     
      Торгпредство и Посольство СССР находятся в самом центре Пхеньяна. Когда-то через дорогу напротив находилась резиденция Ким Ир Сена. Говорят, он частенько захаживал к послу – в бильярд сыграть, водочки стаканчик опрокинуть, посоветоваться о том, о сём. Потом все посольства были перенесены за Тэдонган в специальные посольские кварталы. Предложили перебраться и нашему посольству. Может быть, к тому времени Ким-первый стал тяготиться своими связями или, возможно, счёл, что близкое соседство с советским посольством его компрометирует. Как бы там ни было, а съехать было предложено. Однако, посольство встало на дыбы. А это опасно, когда на дыбы становится великая держава. Пришлось переехать «Великому кормчему». «Если гора не хочет уходить от Магомета, то Магомет сам уйдёт от горы», – обиженно сказал он себе под нос.
      Советская колония в Корее насчитывает 300 человек: около 50 работников посольства, около 30 – в торгпредстве; с десяток ГКЭСовцев, специалисты при заводах плюс семьи.
      Служебная территория посольства и торгпредства занимает целый квартал. От мира её отделяет высокая решётка с сигнальными проводами. Год назад какой-то кореец перелез через неё и попросил «политического убежища». Потерянного для народа корейца пришлось вернуть стране, с нетерпением ждавшей его возвращения. Говорят, стоявшая у ворот толпа тут же избила его, долго и терпеливо вдалбливая и в непокорную голову великие «идеи Чучхе». Великие идеи всегда с трудом пробивались в умы народа.
      Рядом со служебными зданиями находятся жилые дома, школа, спортплощадка, бассейн, клуб, гараж – всё необходимое для автономного существования. По одному выходить за огороженную территорию, как правило, не рекомендуется, поэтому одиночки – а это в основном неработающие жёны – наматывают километры по так называемому «большому кругу», асфальтовой дорожке, проложенной вдоль всей ограды.
      Вечером на ней многолюдно. На улицу высыпают все, кто может. Становится шумно. Где-то вовсю орут установленные на улицах динамики – передают маршевую музыку; строем и с песнями проходят мимо отряды корейских пионеров. Советская колония живёт своими заботами и понятиями, сытой размеренностью и удовлетворённым степенством, у азиатской столицы свой образ жизни – динамичный, полный глубинных течений, внутреннего, едва ощутимого напряжения.
     
     
      * * *
     
      В состав нашей делегации входят 13 человек. Однако основная часть её уже выполнила свою работу и отбыла в Москву. Это работники Госплана, Госснаба и Главных управлений Минвнешторга. В их функции входило согласование списков товаров для взаимных поставок. Вчерне эти списки готовы, остались так называемые «чувствительные товары», разногласия по которым могут разрешиться лишь на завершающей стадии переговоров, в которую мы сейчас и вступаем.
      Возглавляет делегацию заместитель Министра внешней торговли СССР Иван Тимофеевич Гришин. Он, как и положено главе, прибудет к самому финишу – чтобы поставить свою подпись под текстом согласованного нами межправительственного Протокола.
      Практически всеми вопросами тактики и стратегии переговоров ведает заместитель главы делегации, начальник Восточного управления МВТ Никита Моисеевич Жуков и его правая рука, начальник Отдела Кореи и Монголии Восточного управления Алексей Яковлевич Милюков.
      Торгпред выделил им одну из двух пятикомнатных представительских квартир. Вторую заняли мы с Тимофеем Сергеевичем.
      Началась наша «корейская эпопея». День уже позади, за окном глухая ночь, а в Москве только 10 вечера. Там – дом, там – Лена и Олежка. А здесь, что ни говори, – чужбина, дальний край.
     
      10 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      На развитии советско-корейской торговли отрицательно сказывается одна из самых главных проблем: корейцы – злостные неплательщики по кредитам. Поэтому на каждых переговорах этот вопрос всплывает снова и снова. Приходится увязывать его с другими вопросами по принципу: мы вам то-то и то-то, а вы нам то и вот то, но всё это лишь в случае погашения очередной части задолженности.
      В прошлом году переговоры по товарообороту проходили в Москве. Обе стороны выкручивали партнёру руки. Наше положение здесь двусмысленное: мы может что-то НЕ дать и этот рычаг использовать в качестве аргумента, зато и корейцы могут НЕ дать – задержать, например, возвращение долга. И это тоже рычаг. И там, и здесь – «НЕ дать», но эти «НЕ дать» – разные.
      Существует закон: если я даю должнику рубль – он зависит от меня; если я даю ему миллион – то ещё неизвестно, кто от кого больше зависит.
      При подписании предыдущего Протокола мы добились от корейцев следующего обязательства: «Корейская сторона примет все меры к тому, чтобы Банк внешней торговли КНДР в ближайшее время погасил суммы просроченной задолженности Банку для внешней торговли СССР по кредиту в свободно конвертируемой валюте, предоставленному и использованному в соответствии с Соглашением между указанными Банками от 28 декабря 1978 года, а также в дальнейшем выполнял свои обязательства по погашению указанного кредита в установленные этим Соглашением сроки».
     Платёжный дисбаланс неминуемо сказывается на определении номенклатуры товаров. А понимание ситуации корейской стороной коротко осветил начальник Первого управления МВТ КНДР Сон Хи Чер:
      – Дело в том, – сказал он, – что наше народное хозяйство нуждается в вашем оборудовании, машинах и сырье, но платить нам нечем…
      Обезоруживающая откровенность. Свои «нужды» корейцы намерены прикрывать нашими поставками. Особенно острое положение с энергоносителями: от нас требуют гораздо больше, чем мы можем дать.
      Взять, к примеру, нефть. Это валютный товар. За него на свободном рынке можно получать чистые доллары; с точки зрения государственной, необходимо значительную часть экспортной нефти «бросать» на свободный рынок (что, видимо, и делается). В торговле же с Кореей, как, впрочем, и с некоторыми другими странами, расчёты с которыми ведутся по клирингу, мы никакого валютного дохода не имеем. При таком положении мы можем дать нефти лишь столько, сколько мы МОЖЕМ дать, а не столько, сколько её НУЖНО Корее. От нас же требуют в полтора раза больше.
     Камень преткновения составляют и ряд других – наиболее «чувствительных» – товаров: уголь, бензин, дизельное топливо, шины, парафин, алюминий.Видимо, только Иван Тимофеевич Гришин сможет «привезти» какое-то решение проблем, в которые мы уткнулись носом. Он приезжает в Пхеньян не только в качестве главы нашей делегации, но и как член советско-корейской межправительственной консультативной комиссии по экономическим и научно-техническим вопросам. С советской стороныв заседаниях её будет участвовать заместитель Председателя Совета Министров СССР Талызин с большой свитой. Таким образом, мы автоматически превращаемся в «рабочую группу» по внешней торговле при комиссии.
      Однако корейцы воспринимают комиссию более чем прохладно: «говорильня» да и только; никаких конкретных вопросов на ней не ставится, ничем практически ощутимым она помочь не может – таково, судя по всему, их мнение. Сон Хи Чер при упоминании о приближающихся заседаниях комиссии только рукой машет, будто от назойливой мухи отмахивается.
     
     
      * * *
     
      Рабочий день начался, как и положено, в 9.00. Стоит, говоря словами Лескова, «пёклый жар» – 30 градусов на солнце. Благо, торгпредство оснащено кондиционерами и всё утопает в листве. Тут же бассейн: хочешь – хоть сейчас прыгай в воду.
      На скверах и площадях продолжают свои репетиции пионеры и школьники: тысячи маленьких разноцветных пчёлок стройными колоннами сбегаются и разбегаются, выстраиваются в сложные геометрические фигуры и рассеиваются по команде мощного динамика. Порядок и дисциплина – полувоенные. Отдыхают отдельными командами, обручи и флажки аккуратно сложены, у каждой пирамиды инвентаря – караульный. При нашем приближении караульные встают и салютуют или кланяются в почтительном приветствии.
      Алексей Яковлевич первым делом повёз нас по магазинам: в «шопы» - произносит он на иностранный манер. Это, собственно, небольшие торговые отделы в гостиницах, где за фунты стерлингов или за доллары можно приобрести кое-какие престижные у нас предметы ширпотреба. Для нас они большей частью не по карману.
      В посольском квартале расположен также большой универсальный магазин для иностранцев, торгующий на корейские воны. Книга с биографией Ким Ир Сена стоит 3 воны, водка со змеёй в бутылке – 22 воны, с корнем женьшеня – от 8 до 18, японский магнитофон – 800 вон. Резюме получается довольно краткое: покупать, по сути дела, нечего – бедный выбор и высокие цены. Ни один заказ выполнить невозможно: нет ни джинсов для Лены, ни кроссовок для Ольгуни.
      Выданного денежного довольствия вряд ли хватит на что-нибудь существенное, хотя в пересчёте на рубли это солидная сумма – около 30 рублей в день (свыше 420 вон или 50 с небольшим долларов). Один доллар обязательно оставлю для Галины Фёдоровны, остальное при отъезде обменяю на чеки.
     
      * * *
     
     11 мая 1983 года.
     Пхеньян.
     
      Никак не могу найти спутников по культурной программе, которую я себе составил; народ до удивления не любопытен и предпочитает поиграть в покер или съездить в «шоп». Приходится довольствоваться тем, что видно из окна машины.
      Дорога от торгпредства до Министерства внешней торговли занимает несколько минут: мимо знаменитого театра Мансудэ с фейерверком фонтанов, до большого многоэтажного ГУМа, затем направо, через большую площадь, главную площадь страны, постоянно заполненную пионерами. Здесь же находится и Министерство иностранных дел КНДР. Вход в корейский Минвнешторг до смешного прост: тут нет милицейского кордона, как при входе в высотное здание на Смоленской-Сенной: тёмное безлюдное фойе да огромная картина Вождя с народом.
      В переговорных комнатах нет привычных столов – мягкие ковры, низкие кресла и столики (для европейцев, если честно сказать, не совсем удобно).
      Каждый раунд начинается с улыбок: хитроватый прищур и серебряная «фикса» Сон Хи Чера примелькались, стали привычными. Они, как и запах дорогих сигарет, чашечки женьшеневого чая или портреты Ким Ир Сена, – непременные атрибуты наших встреч.
      На повестке – текст Протокола. Если вложить «обмен мнениями» по нему в схему, выйдет, примерно, следующее.
      Корейцы: Предлагаем исключить из статьи 1 Протокола, в которой речь идёт об осуществлении поставок товаров на основе приложенных списков, фразу: «… на условиях Соглашения между Правительством СССР и Правительством КНДР о взаимных поставках товаров и платежах на период 1981-1985 гг.»
      Мы: Нет, на это мы пойти не можем. Протокол, как известно, не охватывает всех основных условий и положений, подлежащих применению к взаимным поставкам в текущей пятилетке, в нём необходима ссылка на долгосрочное Соглашение.
      Корейцы: Однако в преамбуле Протокола упоминается статья 1 этого Соглашения.
      Мы: Статья – это не Соглашение в целом. К тому же ссылка на неё, помещённая в преамбулу, не имеет такого же обязывающего значения, как соответствующее положение, закреплённое в нормативной части Протокола, – и так далее.
      В корейскую делегацию входят в основном уже известные нам работники Министерства внешней торговли КНДР:
      Ли Ы Док – начальник отдела IУправления;
      Кан Бён Хо – начальник отдела Планово-экономического управления;
      Вон Ги Ён – начальник отдела Импортного управления;
      Лю Хи Гор – референт I Управления, переводчик.
     Лю – прекрасный переводчик: говорит по-русски так, как будто прожил у нас, в Рассее-матушке, половину своей жизни.
      Итак, после очередной серии дежурных улыбок и рукопожатий приступаем к статье 4 будущего Протокола. Именно вокруг неё развернулась особенно ожесточённая борьба.
      Суть дела – в кратком изложении – состоит в том, что ежегодные поставки товаров в одну сторону должны быть, – естественно, в определённых пределах – равномерно «рассредоточены» по месяцам и сбалансированы по стоимости с поставками товаров в обратную сторону. Когда такой сбалансированности не существует, на счетах образуется сальдо, сигнализирующее о диспропорции. Обычно такое положение складывается из-за того, что наши товары идут в Корею сравнительно равномерно и полностью, а корейцы часто задерживают поставки или вовсе не выполняют обязательств. В результате наши заводы не получают (или недополучают) запланированное сырьё – промышленность начинает лихорадить. Чтобы не допустить этого, существует такой, например, приём: заранее оговорить максимально допустимую сумму сальдо, а за превышение начислять проценты. Таким образом, эти проценты будут бить по карману (или, лучше сказать, по банковскому счёту) нарушителя; не желая терять деньги, он вынужден не допускать выхода за лимит, а для этого эффективнее регулировать поставки.
      В наших расчётах с Кореей такой лимит установлен в размере 7 миллионов рублей, однако уже на сегодняшнее число фактическое сальдо составляет 60. Следовательно, с 53 миллионов, в соответствии с разработанным и закреплённым в предыдущих протоколах механизмом , взимаются 2 % годовых. Между тем, это слишком низкая процентная ставка уже больше не дисциплинирует: этим всё равно что слона по лбу щёлкать. Настала пора повысить процент хотя бы до 5%, что и было предложено нашим азиатским товарищам. Но кому приятно, когда наступают на больную мозоль? Стоит только чуть-чуть ущемить интересы людей, как они забывают и о тех, кто рядом, и о тех, кто далеко, о совести, о чужом горе, даже о классовой общности или интернациональной солидарности. «Я всегда знал, – говорит Андре Моруа в «Письмах к Незнакомке», – что во времена бедствий толпа может стать жестокой и низкой». Там, где сталкиваются интересы, всякие другие доводы бессильны. Ситуация, в которой мы оказались, лишь подтверждает этот «закон».
      Переговоры снова зашли в тупик и находятся в стадии, когда обе стороны полностью исчерпали свои аргументы, обоснования, просьбы и угрозы и застряли на конечной фазе, коротко изображаемой следующей «сценой на мосту»:
      Корейцы: 2 % - и точка!
      Мы: Нет, 5 %.
      Корейцы: Нет, 2 %.
      Мы: Нет, 5.
      Корейцы: ни на процент больше.
      Мы: Нет, больше, больше…
      Корейцы: Ни на процент, ни на процент…
      Мы знаем, что в итоге, скорее всего, уступим, но при этом такую уступку можно будет изобразить как очень большую жертву, и – самое главное – потребовать за неё ответных шагов, в частности в вопросах, связанных с нашими энергоносителями. Уж если продавать наше «революционное рабоче-крестьянское правосознание», то за высокую цену.
     
      * * *
     
      Пришло время познакомиться с персоналом торгпредства. Кто же они, эти счастливчики, избранники судьбы и везунчики?
      Если почитать Чаковского или Савву Дангулова, сложится впечатление, что наши работники внешнеполитического (да и внешнеэкономического) фронта – это люди с кристально чистыми помыслами и устремлениями, чуждые меркантильным соображениям и нормальным общечеловеческим потребностям и слабостям; это даже не люди, а какие-то идейные истуканы. Истуканов, кстати говоря, хватает, но в большинстве своём это – не «железные феликсы», и не боги; о себе они не забывают. Они – такие же, как мы, в чём-то чуточку лучше, в чём-то хуже.
      И заботы у них самые обыкновенные, и планы на время пребывания самые прозаические: купить японскую проигрывающую аппаратуру, подкопить деньжат на кооперативную квартиру, машину или дачу. Ну и «социальный вес» после пребывания за границей значительно повышается – это тоже стимул к тому, чтобы стремиться «на выезд».
      Торгпредом здесь вот уже 4 года царствует грузный, с огромным, как краснодарский арбуз, животом и коричневым дряблым лицом человек – Алексей Михайлович Ченцов. На переговорах он в основном молча сопит, склонен к жизни тихой, спокойной, сам – добряк, за что и уважаем.
      У него два заместителя – некий Кондратьев Аркадий Павлович, этакий простоватый мужичонко, но с мужицкой же хитрецой и соображеньем. Целый день он слоняется по коридору, руки в карманах, и орёт через дверь в кабинеты разные указания.
      Второй зам. – Целовальников Геннадий Павлович. Отутюженный «элегант», в годах, но хлыщ, держится уверенно, на приёмах громче всех смеётся шуткам начальства, на чём, как говорят злые языки, сделал карьеру (и дальше будет делать).
      В их подчинении всего один отдел – Экономический отдел торгпредства, в котором тоже три человека:
     ­ начальник Отдела Моисеев Валентин Иванович, «шустрячок» 35 лет, с прокуренным голосом, кандидат наук с большими административно-научными прожектами;
     ­ старший экономист Мацегора Саша, большой знаток корейского языка и корейской жизни, обаятельный парень, всеобщий любимец и безотказный работник. Поскольку корейским языком он владеет лучше штатного переводчика, его часто просят помочь переводом, иногда даже при родах советских женщин;
     ­ старший инженер Запрудин Василий Николаевич, которого я знаю ещё по его работе в Восточном управлении. Около 15 лет своей жизни он провёл в Корее и знает эту страну лучше, чем свою собственную.
     Оперативный состав тоже немногочисленный: 4 старших инженера (я знаком только с двумя – Володей Кузьминым и Арутюновым Борисом Абрамовичем; бухгалтер; кассир; переводчик (Эльдар Гибайдулин, длинный, усатый, пронырливый тип); секретарша (как все секретарши, с норовом, но, в отличие от них, не такая «дура петая»);завхоз – Казаков Виктор Павлович, толстогубый и толстозадый медведь, рожа – белая, в веснушках, но глупо добрая, хотя за границей добрых не бывает; рабочие; дежурные и т.д.
     
      * * *
     
      Володя Кузьмин работает в торгпредстве второй год. Ему 29 лет. В 75-ом он закончил Плехановский, где секретарём парткома его мать. Внешне он очень похож на Сергея Оленина, и поэтому сразу привлёк внимание, однако в действительности оказался малоинтересным человеком с по-московскому стандартным набором интересов.
      Его жена, Наташа, закончила институт торговли, по специальности товаровед. У них дочь-первоклассница.
      Именно чету Кузьминых послал мне бог в качестве опекунов и сопровождающих, услышав, конечно же, мои просьбы. Воистину, «просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам» – прав Святой Матфей.
      Пхеньян ночью необыкновенно красив: яркая реклама, подсвеченные фонтаны, возвышающееся над городом «пламя» на памятнике «идеям Чучхе», восточные дворцы будто в ожившей сказке – всё это создаёт иллюзию чего-то ирреального; кажется, одно лишь лёгкое дуновение – и не станет ни людей, ни храмов, одно только зримое колыхание тёплого воздуха.
      Однако так уж всегда выходит, что «наполнив душу», для полноты впечатлений хочется наполнить и желудок, и наоборот: имея полный желудок, человек ищет пищи для души. Это два сообщающихся сосуда.
      – Сейчас ты поймёшь, что такое счастье, – сказал Володя, направляясь к ближайшему ресторану. – Немножко «Пхеньянсуля» – и ты запаришь.
      «Пхеньянсулем» оказалась корейская водка; её запахом можно травить тараканов, а по составу она вполне годится вместо бензина. После первой же рюмки сделалось очень хорошо, а после второй и впрямь обнаружился «эффект парения», только парил не я, а запарила и улыбающаяся группа иностранцев-япошек, поплыли огни фонарей за окошком, и мысли замелькали всё такие хорошие – вроде «все люди – братья» и «ты меня уважаешь?»
      Того, кто впервые сталкивается с восточной кухней, трудно потом оттащить от необычно острых и непривычно красочных блюд: в них много зелени, они притягательны, и всеми своими калориями, соками и витаминами способствуют активномуслюновыделению даже у сытых.
      Любителям почревоугодничать тут можно развернуться. И пусть себе говорит уважаемый поп Аввакум, что именно пища и питие – да еще «ума недостаток» – порождают «похотение блудное».
      – Значит так, тамУ,– сказал Володя Кузьмин официанту, по-барски развалившись,– подавай нам на разгон «кОсари», «кимчИ» к водочке, ну и поплотнее чего-нибудь: «пунмандУ», «хачжАн-торЕро», «омрАзь»…
     Да, и стол, видишь, шатается? Подложи под ножку какую-нибудь штуковину.
      «Косари» оказалось салатом из папоротника, нарезанного хворостинками, с кусочками розовой свинины. «КимчИ» – это капуста, мочёная в очень остром соусе, «аж душу прожигает», а «пунманду» – нечто вроде наших пельмешек, только поУже и в мясо кладётся зелень; эти пельмешки, или «пунмандушки», подаются на плоском блюде и в слегка поджаренном виде.
      Как оказалось, с большей частью заказанных блюд я уже знаком: пробовал на приёме в корейском посольстве в Москве. Новыми оказались лишь «хачжан-тореро» (картофель в кляре) и «омразь» (большой чебурек, только не из теста, а из яичного омлета, и внутри рис с мясом). Я вспомнил про знаменитую похлёбку «сенсанлО», которой корейцы угощали нас когда-то в посольстве. Эта похлёбка состоит из 99 компонентов, начиная от грецкого и кедрового орехов и кончая водорослями и трепангами. Её вносили при погашенном свете в медных чашах, на крышке которых, пробиваясь через специальные отверстия, медленно покачивались пухлые языки пламени.
      – Может быть, нам заказать «сенсанло»?
      – Это очень престижное и дорогое блюдо. Здесь вряд ли его готовят.
      После солидного «подкрепления» Володя Кузьмин размяк:
      – Вот так мы и живём,– тоном завсегдатая злачных заведений начал он,– рестораны уже все обошли. А что ещё делать? Получаю я 1.400 вон, с марта 10 % зарплаты идут в долларах: 140 вон заменили на 150 долларов – фактически это 20%-ное повышение. Да Наташа своими дежурствами около 200 вон приносит – как раз на шпильки. Покупать здесь нечего – вот и гуляем.
      – Рестораны – это единственная из достопримечательностей, против «осмотра» которой Володя не возражает,–шутливо жалуясь на мужа, пояснила Наташа Кузьмина.
      – Да-а, она вон всё тянет – по городу прогуляться, в музей, в зоопарк, а я бы лучше дома пива попил или в теннис поиграл. Иногда на рыбалку ездим – вот это дело! Рыбы здесь – во,– Володя провёл ребром ладони по шее.– Или взять охоту: фазаны, косули. Под Москвой разве так поохотишься?
     
      * * *
     
      12 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      В последнее время рядом с именем Великого Вождя всё чаще мелькает имя его сына Ким Чен Ира, которого недавно ввели в Политбюро и официально объявили преемником отца. Занимается он тем, что ездит по предприятиям и селениям, чтобы «руководить работой на местах», и «даёт ценные советы» такого, примерно, содержания: «Надо, товарищи, работать ещё лучше». В последнем номере журнала «Кынрочжа» опубликована статья Ким Чен Ира «Выше поднимем знамя марксизма-ленинизма и идей Чучхе».
      В связи со 165-летием со дня рождения К. Маркса и 100-летием со дня его смерти в народном дворце культуры состоялось специальное заседание. «Идеи Чучхе,– говорил на нём один из членов Политбюро,– бесценный плод более чем полувековой деятельности великого вождя товарища Ким Ир Сена. Идя по пути, указанному идеями Чучхе, мы можем преодолеть всех мастей оппортунизм, надёжно защитить революционные принципы марксизма-ленинизма…» («Информ-бюллетень ЦТАК», № 16 от 6.5.83 г.).
      Пока «таран» идей Чучхе долбил гнилую стену оппортунизма, а за спиной бойцов кликушествовали идеологи, вместе с идеями Чучхе проползал в страну и культ личности. Азиатским ли странам привыкать к нему? В Корее культ вождя приобрёл затяжной характер, стал составной частью мировоззрения, привычной и вроде бы даже необходимой частью национальной духовной культуры.
      Во многих корейских учреждениях, предприятиях, магазинах, ресторанах и т.д. висят красные таблички: здесь тогда-то и тогда-то побывал руководитель государства. На эту табличку вы можете наткнуться даже в бане. Солнце нации повсюду оставляет свои следы.
      На окнах домов, начиная со второго этажа и выше, установлены металлические решётки. Как оказалось, установлены они по указанию Ким Ир Сена, который, узнав однажды о выпавшем из окна ребёнке, таким вот трогательным образом проявил свою заботу. С тех пор на какой бы окраине столицы не находился рядовой кореец, его взгляд всюду натыкается на зримо подтверждаемую заботу Великого Вождя о своём народе. Разве можно устоять против этого? Это только немногочисленные детали из тех, что оформляют и закрепляют культ. Но они – лишь внешнее проявление. А в чём внутренняя причина данного конкретного случая его расцвета?
      Может быть, в нём находит отражение естественная потребность народа в кого-нибудь верить? Если у народа отбирают хана, императора, царя, бога, то он самопроизвольно и неосознанно заполняет пустое место каким-либо новоявленным вождём, и иногда надолго.
      А, может быть, культ личности – необходимая фаза на какой-то ступени развития обобществлённой экономики, например, на ступени, характеризующейся очень низким уровнем производительных сил? Объективно такое явление на определённых этапах играет, видимо, и положительную роль: при слабой материальной базе удаётся увеличить, и значительно, производительность труда.
      Однако в основе своей общество, основанное на культе, остаётся обществом, чуждым своим гражданам, противостоящим индивидууму, личности. И это внутреннее противоречие, как скрытый нарыв, рано или поздно становится всё более явным, пока не взорвётся своеобразной революцией: индивидуумы в массе своей вдруг осознают, что и каждый из них – тоже личность. В Корее такой период ещё не наступил.
      Социальная система, которую здесь взрастили и лелеют, по сути дела представляет собой казарменный, уравнительный социализм. Наблюдать за жизнью этой страны в высшей степени поучительно.
     Нам было интересно узнать, что одежда на предприятиях и в школах выдаётся государством бесплатно. (То, что есть в магазинах,– по-мышиному однообразно и очень дорого). Государство полностью содержит детские сады, школы, больницы, вузы, обеспечивая их инвентарём, продуктами питания, одеждой. В Корее не платят никаких налогов. Правда, свой заработок корейцы должны класть на специальные сберкнижки; снимать деньги они могут только в дни праздников, дни рождения и т.п., получив на это особое разрешение и представив соответствующие справки.
      Продукты распределяются в стране по карточкам, но нормы – довольно большие, поэтому и народ не производит впечатления голодного и забитого: путь к сердцу лежит через желудок – доказанная истина.
      Тимофей Сергеевич Новиков очень любит разговоры о национальных чертах корейского характера.
      – Видел я корейцев на футбольном матче… Знаешь, наверное, что такое наши стадионы: всё в движении, все кричат – буря, страсти. А тут – нет: не только взрослые, но даже дети смотрят молча, сидят смирно и чувств своих никак не проявляют… Сдержанный народ, народ без эмоций. Ни порывов, ни стрессов.
      – Да-да,– поддакивают, бывало, собеседники,– а ещё они иностранцев очень уважают. Сегодня мы решили «опробовать» их троллейбусы. За проезд в них платят не деньгами, а специальными талонами. Встали мы в очередь – чин-чинарём, ан-нас тут же пропустили вперёд ко входу, кондукторша помогла взобраться на ступеньку, а в салоне пять человек вскочили, чтобы уступить нам места.
      – А детишки..? Те кланяются или честь отдают, будто ты премьер-министр какой…
      – Обратите внимание,– вторит Наташа Кузьмина,– несмотря ни на что, народ остаётся каким-то любознательным. Покупала я в ЦУМе полотенца, а вокруг меня собралась толпа человек в двадцать; те, которые сзади, даже на цыпочки встают, чтобы лучше видно было. Смотрят молча, но с интересом, ни репликами не перебрасываются, ни комментариями. А я ушла – и толпа рассеялась.
      И, заметьте, возле информационного стенда за оградой посольства постоянно «трутся» кучи любопытных…
     
      * * *
     
      13 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      Корея покрыта облаками, льёт дождь. Жизнь в торгпредстве замерла. В эту пору дожди здесь, по рассказам, явление редкое: сезон дождей наступает значительно позже – тогда три дня жары будут перемежаться с трёхдневными ливнями, наступит влажный жаркий период.
      Барабанная дробь в стекло, наверное, не только успокаивает, есть в ней и мягкая грусть, и неясная тревога; в дождь хорошо думается о жизни, когда вдруг потянет на эдакиеполуфилософские размышления или смутные околофилософские вопросы, от которых в голове остаются потом лишь обрывистые и звенящие, как струна: «Куда..?», «Почему..?», «Зачем..?»
      У меня есть друг, который любит в такую погоду писать стихи – что-нибудь особенно нежное и трогательное, вроде этого:
      «Она была бессмертно красива:
      не глаза, а дивное диво.
      В них туманы, росы и рассветы.
      Где же ты теперь? Ну, где ты, где ты?», –
     или надрывно-трагическое:
      «…Кто бы боль поумерил?
      Кто бы понял хоть что-то?
      Всё, что можно, изверил
      и кажусь идиотом.
      Было идолов масса,
      все теперь под ногами;
      всё, что было из мяса,
      стало вдруг потрохами…
      Всё бежишь и бежишь,
      задыхаясь от страху,
      что и впрямь никогда
      не догнать черепаху.
      Всё смотрел в далеко,
      где казалось красиво,
      а на деле и там
      всё такая ж крапива…»
      С юных лет он уже был мудрец. С детства его сжигала страсть самопознания и самовыражения; вернее, потребность выражения пропущенных через себя наблюдений, а их было множество. Он стал писать, завёл дневник, пробует себя в прозе – не знаю, успешно ли?
      Это помогло ему стать еще более чутким и тонким в восприятии действительности. Он страдал от невысказанности, силясь впитать в себя бездну одолевавших чувств и окружавший его разноцветный мир. Где-то он теперь? Потряс ли он души силою своих слов? Может, сидит в далёкой Москве и сочиняет очередную главу гениального романа-эпопеи… Или перебесился, перегорел, превратился в ледяную скульптуру? Или, понуждаемый прежней невысказанностью, тянется нынче не к карандашу и бумаге, а к стеклянной стопочке?
      В таких размышлениях, под усыпляющий мерный и тихий гул дождя, наползает ностальгия: то вдруг пробегающий мальчишка покажется похожим на сына, то детали действительности складываются в туманную картину далёкой Родины, с её несуразностями и величием.
     
     
      * * *
     
      14 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      Два последних дня согласовывали текст раздела, посвященного внешней торговле, который войдёт в заключительный документ 18-ого заседания советско-корейской межправительственной консультативной комиссии.
      Наш первоначальный проект был предельно краток: следовала констатация того, что обязательства по настоящему Протоколу о товарообороте в основном-де выполнены, компетентные организации примут меры по безупречному выполнению обязательств текущего года.
      Всё сошло бы гладко, если бы какому-то умнику из состава Комиссии не вздумалось влезть в нашу работу с требованием засадить в проект ещё один абзац – об обязанности корейской стороны своевременно поставлять в СССР некоторые виды продукции.
      Необходимости в «выпячивании» этого вопроса не было, поскольку соответствующие обязательства закреплены в уже имеющихся соглашениях, причём в них обязанности сторон тщательно сбалансированы. Собственно, иного трудно и ожидать, мы сами первые затрубим о неравноправности договора, если такой сбалансированности не окажется; ни одно государство не пойдёт добровольно на уступки в ущерб своей экономике, не пошли и корейцы… Они быстро смекнули, в чём дело, и… «уравновесили» в тексте заключительного документа свои обязательства, которые и без того вытекают для них из действующих договорённостей, дополнительными и очень серьёзными обязательствами для советской стороны. Тут уж нам пришлось грудью встать на защиту наших интересов. Теперь мы были бы и рады отказаться от того злосчастного абзаца, с которого всё началось, но пока не удаётся. Третий день проходит в поисках компромисса. В конце концов, дело передали секретарям советской и корейской частей Комиссии, однако и они не пришли к единому мнению; бумага попала к заместителям глав делегаций, а те снова спустили проект на доработку в рабочие группы, то есть нам.
     
      * * *
     
     
      У подножия горы Моранбон в Пхеньяне, как во всякой уважающей себя столице, возведена триумфальная арка; от неё совсем недалеко до музея революции.Тут же взметнулась ввысь легендарная «ЧолимА»– статуя крылатого коня, «несущегося со скоростью 10 тысяч ли», вперёд к светлому будущему, а за спиной коня, в серых закоулках настоящего, ещё дремлют тщательно припрятанные за высотные кварталы корейские трущобы – кусочки старого Пхеньяна: узкие дворики перед белёными мазанками, черепичные крыши с гнутыми углами – всё низенькое, убогое, грязное.
      В этнографическом музее мы узнали, что дымоход для обогрева комнат в таких мазанках прокладывается под полом, на котором корейцы спят, поскольку них нет кроватей.
      В музее ознакомились и с предметами быта: орудиями труда, рыбной ловли, обработки женьшеневых плантаций, одеждой, макетами жилищ и внутренним убранством, которое рассчитано на «напольный» образ жизни и потому непривычно малой высоты.
      Среди экспонатов – ритуальные барабаны и музыкальные инструменты, предметы гончарного промысла и памятники письменности, образцы кожаной и деревянной обуви, и даже что-то вроде лаптей.
     
     
      * * *
     
      15 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      Тридцать минут езды от столицы – и вы в Мангенде, родине «великого кормчего». Сейчас это мемориальная зона, а в хижине, где он рос,– музей. Наверное, не без задней мысли совсем рядом выстроен городок аттракционов: во-первых, кто-то из тех, кто приедет для развлечений, авось да зайдёт и в хижину…, а во-вторых, само соседство всеобщего веселья и беззаботности с местом рождения Ким Ир Сена в представлении простых смертных должно, видимо, по замыслу, совмещать образ вождя с всенародным счастьем.
     
      * * *
     
      В трёх десятках километров от Пхеньяна, на берегу живописнейшего озера Согам, специально для иностранцев оборудованы уютные площадки для отдыха.
      Сюда съезжаются работники дипкорпуса, чтобы провести выходные, сюда привозят влиятельных гостей, чтобы ублажить их души гостеприимством и красотой.
      Алексей Михайлович Ченцов задумал здесь пикничок для московской делегации. Хорошо было бы, думал, устроить мальчишник, гульнуть перед приездом заместителя министра, главы делегации; жену не брать – расслабиться не даст; взять лишь завхоза – он по продуктовой части всё устроит; ну, и шофёра никуда не деть; впрочем, этот свой и всегда под рукой нужен.
      Однако от жены торгпреду отделаться не удалось, пришлось для компании «рекрутировать» и жену завхоза. Продуктов набрали из представительских запасов, зарезервированных для банкета к подписанию Протокола.
      Разместились за каменным столиком в хвойной роще у обрыва, за которым расплывалось огромным голубым пятном, в далёкой дали сливалось с небом прекрасное озеро Согам. Женщины щебетали над закуской. Завхоз Виктор Павлович – вторая фигура в торгпредстве после самого торгпреда – вместе с шофёром Женей варили душистую похлёбку. Алексей Михайлович нетерпеливо ждал.
      Говорливый Женя, под свои же прибауточки, разлил по первой. Никита Моисеевич замахал руками: «У меня давление… Я вот эту, минеральную». Остальные деликатно промолчали, давления больше ни у кого не было, а торгпред после короткого тоста, не медля, быстро и мастерски осушил стакан.
      После обеда все разбрелись кто куда: шофёр – мыть посуду; Виктор Павлович – ловить рыбу; мы с Тимофеем Сергеевичем полезли на гору к памятнику корейским солдатам, погибшим в борьбе с японцами, а Алексей Михайлович с Жуковым – остались приватно беседовать и любоваться округлыми горами, обрамляющими озеро.
      К столу Алексей Михайлович вернулся быстрым, решительным шагом.
      – Жены нет..?– задыхаясь от трудного для его организма подъёма, спросил он.– Женя, тащи женьшеневку, пока одни…
      Женя исчез, как тень, и, как тень, появился.
      – Ну,– заторопился торгпред,– с богом…
     
      * * *
      16 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      Прилетел заместитель министра, глава нашей делегации Иван Тимофеевич Гришин. До сегодняшнего дня мы были группой экспертов, с сегодняшнего дня – официальные лица.
      Утром нас всех собрал в кабинете торгпреда Никита Моисеевич, заместитель главы делегации.
      – Ну что, все в сборе?– потупив глаза, искоса обвёл он взглядом собравшихся.– Корейцы пригласили советскую делегацию переехать в правительственный особняк, – так? – это в 30 километрах отсюда: неудобно, так? Как мы с вами решили, я попросил корейцев оставить нас в Пхеньяне – в гостинице; сегодня переезжаем в «ПотхонгАн», так?
      Это его «так?» придаёт речи Жукова особый такт, будто она построена между ударами метронома.
      Устроившись в «Потхонгане», одноместных номерах лучшего в Пхеньяне отеля, остаток дня мы посвятили безделью. Приятное, надо сказать, занятие: смотри телевизор да жуй себе яблоки из холодильника.
      За ужином новоселье было пышно отпраздновано. Алексей Яковлевич Милюков быстро установил контакт с официанткой (ни по-русски, ни по-французски, ни по-английски она «нихтферштейн»), называл её «тамушечкой», брал за белы рученьки, говорил комплименты на китайском языке, чем и покорил «луноликую».
      Когда-то Милюков работал в Китае заместителем торгпреда, а китайский изучил еще в Институте восточных языков.
      В отеле есть всё, что нужно, для приятного «ничегонеделания»: комната встреч, бильярдная, комната для игры в теннис, магазины, кинозал, где круглые вечера крутят хронику.
      С первого взгляда на экран становится ясно, о чём пойдёт речь,– конечно же, о Нём, о «наимудрейшем».
      И что странно – обычное человеческое лицо: не самодовольное, не ненормальное. Где-то рукой махнул, чтобы остановить овацию, где-то – вполне естественно – погладил ребёнка по голове, где-то жилка усталости заиграла, а где-то полнейшее удовольствие на лице, особенно при виде фейерверков, миллионных, многоколонных демонстраций и спортивно-гражданских парадов. Может быть, такого рода зрелища – его страсть?
     
      * * *
      17 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      – Ну, что,– начал Иван Тимофеевич Гришин совместное пленарное заседание делегаций,– попросим наших заместителей рассказать, чем они занимались 2 месяца,– в последних словах главы делегации прозвучал скрытый упрёк.– В каком же состоянии находятся переговоры?
      Сон Хи Чер и Жуков по очереди дали краткий анализ основных проблем: не достигнуто единогласия по объёмам поставок из Кореи станков и аккумуляторов, талька и магнезитового клинкера, а в Корею – различных приборов и угля, нефти, бензина, сурьмы, автомобильных шин; стороны по-прежнему не разрешили разногласий по поводу процентной ставки на сальдо; сохраняется различный подход и в других вопросах: по товарообменной операции «рис – на пшеницу», по давальческому сырью («хлопок – на изделия из него») и другие.
      – Что это? – пробубнил как бы себе под нос Гришин,– работали, работали, а столько ещё осталось…
      – Оставили немножко и нашим главам,– пошутил Сон Хи Чер.
      – Разрешите теперь сказать несколько слов и мне,– поднялся Иван Тимофеевич.– Как вы знаете, через пару дней завершит работу советско-корейская межправительственная консультативная комиссия, я должен буду вернуться в Москву вместе с основным составом Комиссии и не смогу, как обычно, воспользоваться гостеприимством корейских товарищей. В связи с необходимостью моего возвращения и наши переговоры должны быть завершены не позднее 18 мая. Что касается нерешённых вопросов, то…,– далее Гришин назвал окончательные цифры по тем товарам, объёмы поставок которых так и не были согласованы. Эти цифры совпадали с пожеланиями корейцев или были очень близки к ним.
      – Однако,– продолжал он,– просим понять и нас. Вот вы просите зафиксировать в Протоколе по вашему экспорту 4 тысячи аккумуляторов 650 тысяч тонн магнезитового порошка (клинкера), между тем опыт прошлых лет показывает, что ваши обязательства по поставкам этих товаров систематически не выполняются. Наши предложения были простыми: давайте запишем то, что в действительности – РЕАЛЬНО – вы можете дать.
      Хотя общий удельный вес корейского импорта во внешней торговле СССР небольшой, по таким видам продукции, как магнезитовый порошок, вы удовлетворяете почти 50 % потребностей нашей цветной металлургии. А ведь указанные в Протоколе поставки заранее планируются, наша промышленность рассчитывает на них, и вдруг, вместо положенного количества, вы поставляете на четверть, а то и наполовину меньше, да и то с задержкой.
      Что остаётся делать нам? Остаётся на часть средств, отпущенных для торговли с Кореей, покупать магнезитовый клинкер в третьих странах, причём клинкер вашего же производства. Но время бывает упущено, наша промышленность работает с недогрузкой. Можем мы с этим мириться? Нет, не можем.
      Давайте возьмём для примера нынешний год. Половина его почти пролетела, а вы поставили клинкера лишь на одну треть от своих обязательств и надежд на улучшение положения не предвидится.
      Следовательно, в Протоколе прошлого года были записаны не реальные, а «дутые» цифры. Какой резон нам повторять этот опыт? Разве что попробовать сделать это в виде эксперимента?
      Среди корейцев не утихало оживление. Уже в ходе выступления Гришина они поняли, что заместитель министра внешней торговли СССР склонен согласиться на их условиях, лица их светлели, глаза сверкали со всё большим удовлетворением и победной радостью.
     
      * * *
     
      Уютный ресторан, запрятанный в зелени акаций, под сенью памятника «идеям Чучхе», был захвачен оживлением и суетой: сновали официантки в пышных национальных платьях, у входа, улыбаясь всеми видами улыбок, разбившись на бесчисленное количество группок, балагурили в вольной беседе советские и корейские товарищи. Съезжавшихся на приём, устроенный корейцами в честь советской делегации, встречал Ли Сон Рок, заместитель министра внешней торговли КНДР. Прибыли Гришин, Алексей Михайлович Ченцов, члены делегации, работники нашего торгпредства и корейского минвнешторга.
      В воздухе стоял густой черёмуховый дух. «Это акации так пахнут», – пояснил Василий Николаевич Запрудин. Зажглись первые огни. Умиротворение, вызванное свежим и тихим вечером, охватило людей, усталость и напряжение дня требовали разрядки.
      Ли Сон Рок шумно встретил нашего посла Н. М. Шубникова. Вместе с присоединившимся Гришиным они принялись что-то обсуждать втроём.
      Гостей, наконец, позвали к столу; говор и разговорный гул с улицы перелился в зал; налили «пхеньянсуля». Видимо, так положено: на приёмах подают только свою национальную водку, ни одной бутылки иностранной марки.
      Особенно остро ощущается официальный антиамериканский настрой. Это проявляется и в трескучих (пусть и по сути правильных) газетных фразах, и в мелочах обыденной жизни: например, в валютных магазинах все цены указаны в фунтах стерлингов с явной целью показать, что с американским долларом никто дела иметь не хочет (тем не менее, продавцы пересчитывают фунты на доллары и принимают их охотно).
      Своеобразно (и утрированно, что, впрочем, понятно) подаётся американский образ жизни и американский характер в телефильмах: вчера по телевизору мы смотрели фильм, в котором разнузданно ржущие мОлодцы в форме «джи-ай» (гротеск переходит в карикатуру) затаскивают к себе в машину молодую кореянку, она плачет, бьётся, а крупным планом показывают хохот насильников. На перекрёстке машина с пьяными солдатами и кореянкой переезжает корейского мальчика и опять крупным планом – стиснутые зубы корейцев, сжатые кулаки и полные жаждой мести лица простого народа. Ну, да американская «подача» Северной Кореи – в их фильмах и прессе – мало чем отличается от пропагандистских штампов, только в обратную сторону.
      Приём протекал в несколько фривольной обстановке. Наливали много и часто. Воспользовавшись отсутствием женщин, принялись даже рассказывать анекдоты.
      – Между прочим,– внёс свою лепту Ли Сон Рок,– здесь на столе много блюд из папоротника, а он ослабляет мужскую потенцию, так что будьте осторожнее перед возвращением домой… Если много есть папоротника, то «он» будет такой,–Ли Сон Рок показал скрюченный палец.
      Примечание Ли Сон Рока придало новое направление общей беседе. Кто-то даже вспомнил слова Монтеня об известном предмете: «Он – вершитель и исполнитель единственного бессмертного деяния смертных».
      – На этот счёт,–поддержал тему Иван Тимофеевич,– у нас ходит такая история. Как вы знаете, в некоторых армиях молодым солдатам во время прохождения воинской службы, чтобы не вели себя слишком буйно, добавляют в пищу какое-то «лекарство»; оно притупляет естественную потребность. Таким же образом поступают и у нас. Так вот однажды беседуют вместе два наших старых и заслуженных военачальника Ворошилов и Будённый (обоим уже за восемьдесят); Будённый жалуется Ворошилову: «А помнишь ли ты, Клим, что, когда нам было по двадцать, нам что-то подсыпали в еду?» – «Конечно, помню, и что?» – «Так ведь начинает действовать».
      Посол Шубников смеялся громче всех. Он обращался попеременно то к соседу справа, то к соседу слева, вовлекая в беседу возможно большее число людей.
      Про послов существует много умных высказываний. «Послы – глаза и уши государства»,– сказал итальянский историк и государственный деятель Гвиччардини. «Мир и его противоположность зависят от послов, – говорилось в законах Ману,–ибо только они создают и ссорят союзников. В их власти те дела, из-за которых происходят между царями мир или война».
      Все такого рода афоризмы овеяны определённой долей романтики, пронизаны уважением к работе посла. Когда-то, лет в пятнадцать, начитавшись воспоминаний наших дипломатов, этой романтикой заболел и я. Ещё не забыт стишок, который я сочинил тогда по свежим впечатлениям:
      «…Льётся речь неродная свободно,
      гости льстят безупречным манерам.
      Прядь спадает на лоб благородный,
      мысли заняты врученным делом».
      Увы, действительность, наверное, гораздо сложнее, гораздо прозаичнее, и, если можно так выразиться, «серее».
     
      * * *
      18 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      В восемь вечера к народному дворцу культуры подкатила вереница машин – «волги», «мерседесы», «вольво», «чайки». День пролетел в напряжённой работе, в согласовании последних деталей. На вечер было назначено подписание заключительного документа советско-корейской смешанной межправительственной консультативной комиссии и межправительственного Протокола о взаимных поставках товаров.
      Из машин вышли заместитель Председателя Совета Министров СССР Талызин, возглавляющий советскую часть Комиссии, и сопровождающие его лица.
      Следом за первой группой, на почтительном от неё расстоянии, проходили по необъятным залам и коридорам дворца члены торговых делегаций. Как постоянно повторял Алексей Яковлевич Милюков, «у них своя компания, у нас своя компания».
      Под щёлканье фотоаппаратов и зуд кинокамер глава нашей делегации Иван Тимофеевич Гришин от имени Правительства СССР поставил свою подпись под новым международным документом.
      По возвращении в отель «Потхонган» Алексей Яковлевич Милюков, потерев в предвкушении руки, произнёс: «Дело сделано, можно и отметить… Таму, – стал вызывать он официантку (по-корейски «таму»– это «товарищ»),– таму, неси «инсамсуль», тащи женьшеневку».
      Началось новое «падение» Милюкова…
     
      * * *
      19 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      – Ну что, товарищи,– заговорил Гришин после ответного приёма, устроенного советской делегацией в торгпредстве, и перед самым отлётом в Москву,– переговоры завершены. Корейцев мы в этот раз здорово попугали, теперь они бросят все силы на аккуратное выполнение своих обязательств в отношении Советского Союза. А то посмотрите, как раньше было: цинк или, скажем, свинец гнали в первую очередь на запад, а мы-де можем и подождать… или вообще смириться с недопоставками; мы показали, что намерены быть жёсткими в этом вопросе.
      И вместе с тем, я вам скажу, корейцы всё-таки не худшие наши партнёры. Не привлекайте их радужными перспективами, но и не отпугивайте. Нам вполне посильна задача – довести наш товарооборот с Кореей в ближайшие годы до 1 миллиарда рублей. Как вы считаете?... Вполне посильна!
     
      * * *
     
      Алексея Яковлевича Милюкова знает весь Минвнешторг. Незлобивый, простоватый; сердиться на него невозможно, несмотря на все его недостатки и промахи – он либо отшутится анекдотом, либо по-клоунски состроит рожу, либо виновато, по-детски, будет сопеть себе в нос и оправдываться, как пятиклассник. Ни один начальник не выдерживает. Первая мысль: «Ну да ладно. Что он такого сделал? Разве это промах?» Проступок тотчас же становится неизмеримо малым по сравнению с такой большой жизнью, в которую ты смотришь широко раскрытыми глазами. «Одно плохо – пьёт сильно, но хоть иногда сдерживать себя умеет – и то ладно».
      Однако время от времени происходят и срывы. К ним он внутренне – неосознанно – долго готовится: выдерживает тело «в сухости», томит себя сдержанностью, накапливает желание, пока не обрушится оно неодолимо, хватко длительным запоем. Бывают срывы неожиданные, спровоцированные своими маленькими радостями и бедами. Такой «радостью» стало подписание советско-корейского Протокола. Срыв последовал сразу же за отъездом Гришина и Жукова, обрушился лавиной, неожиданно даже для тех, кто знает Милюкова много лет,– все ждали возвращения в Москву.
      Милюков подсел в пивбаре к немцам и завёл шумный разговор о футболе, потом он сделал дюжину комплиментов даме, предложил ей выпить пиво с водкой, раскованно встал и, кривляясь, размахивая руками, громко смеясь, пересел за другой столик. Он вспоминал анекдоты, переходил с русского на китайский, которого здесь никто не понимал, и на ломаный английский, которого тоже никто не понимал, старался поведать историю своей жизни от всего чистого сердца. Сдержанные кивки и натянутые улыбки дипломатов воспринимал своим искривлённым миросозерцанием по-своему, чему-то оскорблялся и пил ещё и ещё.
      Через два часа он напоминал статую роденовского «Мыслителя», одиноко – в сомнамбулизме– застывшего над столом; время от времени «мыслитель» громко икал и с усилием, блаженно, улыбался кому-то невидимому, растягивая рот до ушей.
      Милюков проработал в системе министерства многие годы, а тем не менее остался нетронутым казёнщиной канцелярского быта. В жизни официального учреждения все кажутся на одно лицо, все усреднены: ходят в тёмных костюмах, при галстуках, выступают на собраниях по-газетному; поступают так, как от них ожидают или как нужно поступить, чтобы не потерять разные – кому что дороже – возможности, даже в коридорах обругивают одно и то же. Милюков на этом фоне смотрится совсем иначе, может быть, за это ему многое прощается.
      Ему чужд чиновнический раж, который и светлые идеи превращает в беспросветную глупость. А уж именно чиновники неистощимы в придумывании такого рода глупостей. Кампанию за экономию в стране электроэнергии они могут довести до «идеи» завести каждому личные тетрадки, в которые необходимо записывать показания домашнего счётчика. И при этом найдутся люди, которые будут скрупулёзно проверять эти тетрадки и даже деловито отчитывать за превышение тут же изобретённой «нормы» на две копейки.
      Между тем, в Пхеньяне начальник Отдела Кореи и Монголии интересуют лишь «шопы». Что ему метро? Похоже на московское, только шахты глубже – один спуск больше пяти минут занимает, ну – сиденья, как у нас в трамваях, станции поменьше, поезда ходят пореже, да в вагонах пахнет, как в крольчатнике.
      Что – зоопарк? Длинный овал с километр – всё птички, птички, попугайчики, петухи даже, орут, будто в рязанской деревне. Есть целый выводок жирафов. Морда то по-верблюжьи надменная, то философски усталая, шею через ограду, гад, тянет. Слоны задом к посетителям стоят, аквариумы с метровыми осетрами, затончики с нерпой.
      Из «шопа» Алексея Яковлевича прибивает в свой нумер, там в загашничке есть еще кое-что, правда, совсем на дне осталось… Ну, ничего , ещё в представительской квартире торгпредства запас стоит. Так что тонус удаётся поддерживать на протяжении всего дня – и на работе, и дома.
      – Как бы нам его попридержать с этим делом?– озабоченно высказался Тимофей Сергеевич.– Ещё хорошо, что он не буйный. Так, гримасничает просто.
      Вечером за ужином, накрыв ладонью тёплую жареную свинину и перебирая пальцами зелень на тарелке, член советской делегации стал требовать очередную бутылку «инсамсуля». В корейских гостиницах ещё пока не существует слова «нет», официантки ещё не привыкли к чаевым, метрдотели – к бакшишам, но с расширением потока иностранцев разложение началось.
      Милюков пошёл к артистам из Верхней Вольты, хлопал их дружески по плечам, а, вернувшись, обозвал всех банановыми обезьянами. Его развезло, половину блюд он спустил под стол, скатерть извозил бараниной и рыбой и вконец разошёлся.
      Официантка, молодая, розовощёкая, такого ещё не видывала. В глазах удивление, испуг, растерянность. Русскому «другу с севера» плохо? Ей показывают: щелчок пальцем в шею – мол, перебрал товарищ, извините. А она участливо спрашивает на плохом английском языке: «У него шея болит?» – «Да нет, какая тут шея. Перебрал… А вообще-то вы не верьте своим глазам. Мы не такие».
     
      * * *
      20 мая 1983 года.
      Пхеньян.
     
      «Ловля раков во время похода»
     
      Автор – Ли Ыль Сор
      (из сборника рассказов «Во
      имя свободы и освобождения
      народа», т.2, Институт истории
      партии при ЦК ТПК, Корея,
      Пхеньян, 1968, стр.219 – в
      сокращении)
     
      Осенью 1939 года наш отряд под непосредственным командованием товарища Ким Ир Сена шёл походом по тайге уезда Дуньхуа.
     …Чем более углублялись мы в тайгу, тем труднее становилась обстановка.
      Мы испытывали острую нехватку продовольствия. Усталость и голод бойцов всё больше замедляли поход.
     …Ослабевшие ноги дрожали. Мы шагали, совсем обессилев. Стоило поскользнуться на опавших листьях, скопившихся слоями, как мы сваливались с ног и не было сил подняться снова.
     – Товарищи! Будьте мужественны. В такую минуту нельзя падать духом. Достигнув места назначения, мы разом побьём врага и вдоволь наедимся..,–обратился к нам товарищ Ким Ир Сен, подымая на ноги обессилевших товарищей и воодушевляя всех нас.
     …Поход продолжался. Однажды мы спускались по склону пологого холма. Настало время обеда, но мы и надеяться не могли на еду и безмолвно шагали, тяжело передвигая ноги.
      В это время товарищ Ким Ир Сен отдал приказ об отдыхе. Мы тут же опустились на землю и в полулежачем положении оперлись спинами на стволы деревьев.
     …Пока мы все, утомлённые, лежали, товарищ Ким Ир Сен нисколько не отдыхал. Оглядев каждого из нас, он что-то глубоко обдумывал и затем распорядился обследовать местность.
      Немного спустябойцы вернулись и доложили, что внизу течёт ручей и ничего особенного больше нет.
     –…Следуйте за мной!– сказал товарищ Ким Ир Сен, спускаясь с несколькими бойц


Автор: Владимир Шумилов прочтений: 1266 оценки: 0 от 0
© Свидетельство о публикации № 18837
  Цена: 1 noo



Ваши комментарии

Пароль :

Комментарий :

Осталось символов

Доступна с мобильного телефона
Чат
Опросы
Музыка
Треки
НеForМат
Академия
Целит
Юрпомощь


О сервере


О проекте
Юмор
Работа
О нас

Earn&Play
Для контактов
skype:noo.inc


Этот сайт посвящен Георгию Гонгадзе, символу борьбы за свободу, журналисту, патриоту, человеку... Ukraine NBU Hrivnya rate
Russian ruble rate
Noo Web System



Редакция за авторские материалы ответственности не несет
стать автором
Micronoo Links Neformat Links Noo Links Chess Links Forex Links Bloodway

Идея и разработка
компании NOO
На сайт разработчика